Читать книгу "Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных - Оливер Беркман"

что именно может означать утверждение, что мы - время, некоторые даже утверждают, что это ничего не значит, поэтому нам не стоит зацикливаться на попытках точно его прояснить. Достаточно извлечь из него понимание того, что каждый момент человеческого существования полностью пронизан фактом того, что Хайдеггер называет нашей "конечностью". Ограниченность времени - это не просто одна из тех вещей, с которыми нам приходится справляться; скорее, это то, что определяет нас как людей, прежде чем мы начнем справляться с чем-либо вообще. Прежде чем я успеваю задать хоть один вопрос о том, что мне делать со своим временем, я обнаруживаю, что уже брошен во время, в этот конкретный момент, с моей конкретной историей жизни, которая сделала меня тем, кто я есть, и из-под которой я никогда не смогу выбраться. Заглядывая в будущее, я обнаруживаю, что в равной степени ограничен своей конечностью: Меня несет вперед по реке времени, без возможности вырваться из потока, вперед к моей неизбежной смерти, которая, что еще более щекотно, может наступить в любой момент.

В этой ситуации любое решение, которое я принимаю, чтобы сделать что-либо со своим временем, уже радикально ограничено. С одной стороны, оно ограничено в ретроспективном смысле, потому что я уже являюсь тем, кто я есть, и где я нахожусь, что определяет, какие возможности открыты для меня. Но он также радикально ограничен и в перспективном смысле, не в последнюю очередь потому, что решение сделать что-либо автоматически означает пожертвовать бесконечным числом потенциальных альтернативных путей. Совершая сотни мелких решений в течение дня, я строю свою жизнь, но в то же время навсегда закрываю возможность для бесчисленного множества других. (Оригинальное латинское слово "decide", decidere, означает "отрезать", то есть отсекать альтернативы; это близкий родственник таких слов, как "убийство" и "самоубийство"). Любая конечная жизнь - даже самая лучшая, какую вы только можете себе представить, - это, следовательно, бесконечное прощание с возможностями.

Единственный реальный вопрос, касающийся всей этой конечности, заключается в том, готовы ли мы противостоять ей или нет. И в этом, по Хайдеггеру, заключается главная проблема человеческого существования: поскольку конечность определяет нашу жизнь, он утверждает, что жить по-настоящему подлинной жизнью - стать полноценным человеком - значит признать этот факт. Мы должны прожить свою жизнь, насколько это возможно, ясно осознавая свою ограниченность, в режиме существования, который Хайдеггер называет "бытие навстречу смерти", понимая, что это все, что жизнь - не генеральная репетиция, что каждый выбор требует мириад жертв, и что время всегда уже на исходе - более того, оно может закончиться сегодня, завтра или следующем месяце. И дело не только в том, чтобы проводить каждый день "так, как будто" он последний, как гласит клише. Дело в том, что он всегда может быть последним. Я не могу полностью полагаться ни на один момент будущего.

Очевидно, что с любой обычной точки зрения все это звучит невыносимо болезненно и напряженно. Но в той мере, в какой вам удается достичь такого взгляда на жизнь, вы смотрите на нее не с обычной точки зрения - а "болезненность и стресс", по крайней мере согласно Хайдеггеру, это именно то, чем она не является. Напротив, это единственный способ для конечного человеческого существа жить полноценно, относиться к другим людям как к полноценным людям и ощущать мир таким, какой он есть на самом деле. С этой точки зрения, действительно нездоровым является то, что большинство из нас делает большую часть времени, вместо того чтобы противостоять своей конечности, а именно потворствует избеганию и отрицанию, или тому, что Хайдеггер называет "падением". Вместо того чтобы взять на себя ответственность за свою жизнь, мы ищем отвлекающие факторы или погружаемся в суету и ежедневную рутину, чтобы забыть о своем реальном положении. Или мы пытаемся избежать пугающей ответственности, связанной с необходимостью решать, что делать с нашим ограниченным временем, говоря себе, что мы вообще не имеем права выбирать - что мы должны жениться, или оставаться на разрушающей душу работе, или что-то еще, просто потому что так положено. Или, как мы видели в предыдущей главе, мы начинаем тщетно пытаться "успеть все", что на самом деле является еще одним способом уклониться от ответственности за решение, что делать с вашим ограниченным временем - ведь если бы вы действительно могли успеть все, вам бы никогда не пришлось выбирать между взаимоисключающими возможностями. Жизнь обычно становится более комфортной, когда вы проводите ее, избегая правды таким образом. Но это удушающий, смертельно опасный вид комфорта. Только признав свою конечность, мы можем вступить в по-настоящему подлинные отношения с жизнью.

 

Становясь настоящим

В своей книге "Эта жизнь", вышедшей в 2019 году, шведский философ Мартин Хегглунд делает все это более понятным и менее мистическим, сопоставляя идею столкновения с конечностью с религиозной верой в вечную жизнь. Если бы вы действительно думали, что жизнь никогда не закончится, утверждает он, тогда ничто не могло бы иметь реального значения, потому что вы никогда не столкнулись бы с необходимостью решать, стоит ли тратить на что-то часть своей драгоценной жизни. "Если бы я верил, что моя жизнь будет длиться вечно, - пишет Хэгглунд, - я никогда не мог бы считать, что моя жизнь поставлена на карту, и меня никогда не охватила бы необходимость что-то делать со своим временем". Вечность была бы смертельно скучной, потому что, когда бы вы ни задавались вопросом, делать или не делать то или иное дело в тот или иной день, ответ всегда был бы таким: Какая разница? В конце концов, всегда есть завтра, и следующий день, и послезавтра... Хэгглунд цитирует заголовок из журнала U.S. Catholic, который как будто написан набожным верующим, которого внезапно осенила ужасная возможность: "Heaven: Будет ли там скучно?"

В качестве контраста Хэгглунд рассказывает о ежегодных летних каникулах, которые он проводит со своей большой семьей в доме на продуваемом всеми ветрами балтийском побережье Швеции. Он отмечает, что ценность этого опыта заключается в том, что он не будет рядом вечно, что его родственники тоже не будут рядом, что его отношения с родственниками временны, тоже, и что даже береговая линия в ее нынешнем виде - явление преходящее, поскольку суша продолжает появляться после двенадцатитысячелетнего отступления ледников в регионе. Если бы Хегглунду гарантировали бесконечное количество таких летних отпусков, то ни один из них не имел бы особой ценности; только гарантия того, что у него точно не будет бесконечного количества таких отпусков, делает их ценными. По мнению